Неточные совпадения
Согнутая тень человека проскользнула под ее ногами, и послышались
звуки молотка по
железу.
Но в проулке было отвратительно тихо, только ветер шаркал по земле, по
железу крыш, и этот шаркающий
звук хорошо объяснял пустынность переулка, — людей замело в дома.
И, как всегда, для того, чтоб подчеркнуть тишину, существовал
звук — поскрипывала проволока по
железу водосточной трубы.
Дальние горы задернулись синей дымкой вечернего тумана. Приближался вечер. Скоро кругом должна была воцариться тишина. Однако я заметил, что по мере того как становилось темнее, какими-то неясными
звуками наполнялась долина. Слышались человеческие крики и лязганье по
железу. Некоторые
звуки были далеко, а некоторые совсем близко.
Я прислушался. Со стороны, противоположной той, куда ушли казаки, издали доносились странные
звуки. Точно кто-нибудь рубил там дерево. Потом все стихло. Прошло 10 минут, и опять новый
звук пронесся в воздухе. Точно кто-то лязгал
железом, но только очень далеко. Вдруг сильный шум прокатился по всему лесу. Должно быть, упало дерево.
Перед рассветом Хаджи-Мурат опять вышел в сени, чтобы взять воды для омовения. В сенях еще громче и чаще, чем с вечера, слышны были заливавшиеся перед светом соловьи. В комнате же нукеров слышно было равномерное шипение и свистение
железа по камню оттачиваемого кинжала. Хаджи-Мурат зачерпнул воды из кадки и подошел уже к своей двери, когда услыхал в комнате мюридов, кроме
звука точения, еще и тонкий голос Ханефи, певшего знакомую Хаджи-Мурату песню. Хаджи-Мурат остановился и стал слушать.
Стон ударов по
железу набрасывался со всех концов зрелища; грохот паровых молотов, цикады маленьких молотков, пронзительный визг пил, обморочное дребезжание подвод — все это, если слушать, не разделяя
звуков, составляло один крик.
Лунёв молча кивнул ей головой, отказывая в милостыне. По улице в жарком воздухе колебался шум трудового дня. Казалось, топится огромная печь, трещат дрова, пожираемые огнём, и дышат знойным пламенем. Гремит
железо — это едут ломовики: длинные полосы, свешиваясь с телег, задевают за камни мостовой, взвизгивают, как от боли, ревут, гудят. Точильщик точит ножи — злой, шипящий
звук режет воздух…
Встречу им подвигались отдельные дома, чумазые, окутанные тяжёлыми запахами, вовлекая лошадь и телегу с седоками всё глубже в свои спутанные сети. На красных и зелёных крышах торчали бородавками трубы, из них подымался голубой и серый дым. Иные трубы высовывались прямо из земли; уродливо высокие, грязные, они дымили густо и черно. Земля, плотно утоптанная, казалась пропитанной жирным дымом, отовсюду, тиская воздух, лезли тяжёлые, пугающие
звуки, — ухало, гудело, свистело, бранчливо грохало
железо…
Как под высокими гулкими сводами звонок шаг идущего, а голос свеж и крепок; отрывист и четок каждый стук, случайный лязг
железа, певучий посвист то ли человека, то ли запоздалой птицы — и чудится, будто полон прозрачный воздух реющих на крыльях, лишь до времени притаившихся
звуков.
Когда он огляделся, то заметил в одной стене черневшее отверстие, которое вело в следующий такой же подвал. Арефа осторожно заглянул и прислушался. Ни одного
звука. Только издали доносился грохот работавшей фабрики, стук кричных молотов и лязг
железа. Не привык Арефа к заводской огненной работе, и стало ему тошнее прежнего. Так он и заснул в слезах, как малый ребенок.
Человек, лет пяти от роду, беловолосый, голубоглазый, сидя в теплой, черной луже, бил палкой по измятому ведру, сосредоточенно наслаждаясь
звуками ударов по
железу.
Гранит,
железо, дерево, мостовая гавани, суда и люди — всё дышит мощными
звуками страстного гимна Меркурию.
В крайнее окно мастерской после полудня минут двадцать смотрит солнечный луч, стекло, радужное от старости, становится красивым и веселым. В открытую форточку слышно, как взвизгивает
железо полозьев, попадая на оголенный камень мостовой, и все
звуки улицы стали голее, звончей.
Оглушающий говор рабочего люда, толпами сновавшего по набережной и спиравшегося местами в огромные кучи, крики ломовых извозчиков, сбитенщиков, пирожников и баб-перекупок, резкие
звуки перевозимого и разгружаемого
железа, уханье крючников, вытаскивающих из барж разную кладь, песни загулявших бурлаков, резкие свистки пароходов — весь этот содом в тупик поставил не бывалого во многолюдных городах парня.
Рамы в окнах уже были выставлены, и
звук приносился густой и отчетливый, точно над
железом крыши опрокинули мешок с горохом, и сквозь этот шум едва пробивалось мягкое и задумчивое бульканье.
По этой-то причине шел сказочник Афанасий Никитин в
железах. И
железа мерно гремели по улице, и мамка стала под них причитывать жалобную песнь. На эти
звуки, раздирающие душу, Анастасия встрепенулась. Она вынула из своего костяного ларца несколько пул и велела мамке снести к бедному пленнику.
Звук их, — прибавил он, гремя
железами, — есть отголосок мира, приговор потомства несправедливой власти.